[Пути Создателя]

вторник, 14 сентября 2010

07:25

Anit@|Squ-AH|

Одиночество-удел сильных, слабый всегда жмётся к толпе

Автор: Mad Selena
Название: Пути Создателя. Завершение (начало - Марионетка Господа Бога" ; продолжение - Пути Создателя"
Фэндом: "D.Gray-Man"
Дисклеймер: все персонажи и мир D.Gray-Man принадлежат Хошино-сама
Рейтинг: общий - NC-17 - NC-21
Пейринг: Тики/Канда, Аллен/Канда
Жанр: — слеш (яой), ангст
Размер: миди
Статус: в процессе написания
Саммари: каждый сам волен выбирать свой путь
Предупреждение: насилие, принуждение, жестокость, ненормативная лексика, частичное АУ, графическое описание однополого секса.

Часть 2

Ослепительная белая вспышка, Аллен щурится. На мгновение глаза его выхватывают несколько причудливых геометрических светящихся фигур, одна под другой, напоминающих ему мозаику, и тёмный силуэт кого-то третьего рядом с Ноем и экзорцистом. Потом свет становится ярче, и некоторое время он не в состоянии видеть что-либо вообще.
…Канда стоит на том же месте, так же сжимая катану, только теперь она опущена. Он оглядывается по сторонам. Потом красивое смуглое лицо искажается яростью; с криком он бьёт Мугеном по земле, в то место, где за несколько секунд до этого находился Тики.
- Где, где, где?! – он бьёт снова и снова, потом останавливается, тяжело дыша.
- Канда, - хрипло зовёт Аллен. – Это был… их Ковчег?
- Тот, второй ублюдок, он тоже… Тоже чуть не сделал это со мной… Сволочь, он забрал его… Я не знаю, сумел ли достать до него… Кажется, смог… - Канда сглатывает, лицо его кривится, словно он сейчас заплачет. – Но он забрал его, смог забрать…
Экзорцист матерится, с размаху втыкает Муген в землю почти наполовину. И бессильно опускает голову.
Аллен откашливается.
- Э… Канда? Ну, ты же всё равно его ранил…
Канда бросает косой взгляд на него, и Уолкер осекается. Мечник поправляет одежду, с трудом вырывает катану из земли, поворачивается и решительно направляется к Аллену.
Тот медленно пятится.
- Канда…
Волосы экзорциста растрёпаны, лицо забрызгано кровью, на губах – всё та же дикая улыбка.
- Канда, нет!
Клинок Мугена поднимается к его лицу и останавливается в полудюйме от носа.
- Слушай сюда, Стручок, - шипит он. - Если ты хоть раз, хоть кому-нибудь, хоть когда-нибудь расскажешь о том, что видел и слышал…
Глаза Канды широко раскрыты, в них дикая злость на Аллена за то, что он стал невольным свидетелем его унижения, и Аллен ни секунды не сомневается – убьёт, обязательно убьёт, и глазом не моргнёт.
- Запомни – Ной напал на нас, я его ранил. Чуть не убил, но его сумел спасти другой Ной и утащить к себе, в их Ковчег. Это всё. Всё, что ты должен рассказать Центру. Ясно?
Уолкер быстро-быстро кивает.
- Вот и хорошо. Пошли, - он неожиданно хватает Аллена за руку, и тот не может удерживаться от крика ужаса.
- Аааа!.. К… Куда п-п-пошли?
- Добить оставшихся Акума, конечно, - раздражённо говорит Канда. – Давай, шевелись уже!..
***
Та же гостиная, за окном – тот же пейзаж. Только жёлтого стало чуть больше.
Роад Камелот сидит с ногами на диване, обхватив большую плюшевую подушку, и бездумно глядит прямо перед собой.
Скрипит дверь, она оборачивается и вопросительно глядит на вошедшего.
- Как он, папочка?
Шерил Камелот со скорбным выражением лица качает головой.
- Дорогая моя…
Она бросается к нему и утыкается лицом в грудь. Шерил подхватывает её на руки и нежно начинает гладить по спине.
- Ну, девочка моя, всё не так и плохо. К сожалению, Невинность того экзорциста смогла ранить не только тело Ноя, но и человеческое тело. Он поправится, пусть и нескоро, может, и пальцы восстановятся. А шрам на лице – думаю, наши Черепа сумеют убрать его. А если и останется – ничего, это только придаст нашему Тики более мужественный вид. Девушкам нравятся суровые мужчины.
Ной вздыхает.
- Этот маленький гадёныш и меня достал, милая.
- Папочка!.. – Роад смотрит испуганно.
- Ничего страшного, - Шерил машет перебинтованной рукой, - лишь оцарапал предплечье. Но это было очень неприятно. Невинность – весьма болезненная штука. Я еле успел остановить его. Самое неприятное, что наш дорогой Граф велел не трогать этого заморыша. У Тысячелетнего снова меняются планы.
- Разве он не должен был обратиться в Падшего? – Роад хмурит тонкие брови.
- Заюшка, у нашего Графа семь пятниц на неделе. Поначалу он желал лишь смерти экзорциста, затем, когда я имел глупость рассказать ему о развлечениях Тики, он захотел немного напакостить Ордену и сделать его Падшим, а сейчас, когда у него появились любопытные сведения о научных изысканиях Ватикана… Ты поняла, о чём я, верно? Про возможность разбудить это, прости за вульгаризм, Чрево… Зачем, я и сам пока не знаю, достаточно было напустить на них нескольких Акума четвёртого уровня…
Его приёмная дочь недовольно кривит губы.
- Вот-вот, милая, он нужен нам живым и невредимым. Хотя что ему сделается, этому экзорцисту… Сколько Тики с ним не забавлялся, а на нём – ни царапинки. Знаешь, - он снова вздыхает, - тяжело признать, но лучше всего было бы, если бы твой дядя и дальше продолжал с ним развлекаться. В конце концов, мальчишка бы не выдержал и просто сошёл с ума от всех тех чудесных вещей, на которые горазд Тики. И братец охладел бы к нему.
Некоторое время они сидят молча.
- Я могу сейчас пойти к нему, папочка? – тихо спрашивает Роад.
Шерил прижимает её к себе.
- Нет, солнышко, пока нельзя. Он без сознания, да и вид у него неприглядный. Не стоит. Ты сейчас ничем не сможешь ему помочь, - он неожиданно усмехается. – Удивительнейший мезальянс, не правда ли – экзорцист и Ной? И тебе есть над чем призадуматься, верно, дорогая? – Шерил с лёгкой улыбкой проводит пальцем по её груди. – И у тебя остался след от ножа этого Книжника. С экзорцистами не стоит играть, с ними нельзя сближаться, эту заразу надо давить на расстоянии.
- Папа, снова ты за своё!
Шерил с трудом удерживает Роад, которая пытается слезть с его колен. После непродолжительной борьбы он крепко обхватывает её руками, не давая даже пошевелиться, и горячо шепчет в маленькое ухо:
- Подожди, дай договорить! Страсть к избранному Невинностью будет выражаться в том, что захочется лишь сильнее издеваться над ним, мучить его ещё изощрённее… Ведь правда? Ты сама знаешь… Но даже если Ной сможет преодолеть свою ненависть к слугам Господа, то разве экзорцист сможет забыть, сколько крови на наших руках? Аллен Уолкер смог бы тебя простить?
Он вдруг морщится, недоумённо прикладывает руку ко лбу. Мечта Ноя зябко ежится, сильнее прижимается к нему. Они оба чувствуют одно и то же. Гнетущее напряжение, тянущее беспокойство. Кровь Ноя снова поднялась в ком-то, пробуждая воспоминания тысячелетней давности, окрашивая кровь чёрной злобой.
- Он просыпается, - глухо говорит девочка. – Наш новый брат. Мудрость Ноя.

Я бежал по коридорам, заглядывал во все двери, светил этим жутким фонариком, которым снабдил меня Комуи, пока он не потух. И пока я сам не выдохся. И стал просто идти, прислушиваясь, не раздастся ли твой голос, не увижу ли я тебя в этих полуразрушенных комнатах.
Твой Муген валялся на полу вот так, просто лежал на пыльном грязном полу напротив одной из дверей, и я понял, что ты – за ней.
Тебя трудно было разглядеть, забившегося в дальний угол, и тем страшнее было понять, что трясущееся растрёпанное существо с диким взглядом – это ты.
Я протянул тебе руку, но ты отшатнулся. Поднялся сам, опираясь о стену. И отчего-то жутко было видеть, что ты совершенно голый.
Тогда я думал, что Нои раздели тебя специально, чтобы поиздеваться над тобой, лишний раз унизить.
Это теперь я знаю, ЧТО он сделал с тобой. Что тебе пришлось пережить. Знаю.
Ты выпрямился, но потом прижал руку ко рту, перегнулся пополам, и тебя вырвало.
Я стоял и просто смотрел. Никогда я не видел тебя таким жалким. Мне было страшно.
Тебе полегчало, и ты выпрямился. Вытер рукой лицо и посмотрел на меня.
И я вдруг сообразил, что надо делать, снял с себя куртку и протянул тебе. Ты недоумённо посмотрел на неё, на меня. А потом взял её и обвязал вокруг бедёр. И, тяжело ступая, пошёл к выходу. Интересно, ты знал, что дверь в твою комнату не была заперта? И что тебя удерживал в ней только страх перед Ноями?

Почему я думаю об этом сейчас, стоя перед твоим купе?
Рука дрожит, но я набираюсь смелости и рывком открываю её.
Ты сидишь, обхватив себя руками, словно тебе холодно. Поднимаешь на меня удивлённые глаза.
Я мог бы и постучать, но тогда ты не разрешил бы мне зайти.
Ты продолжаешь смотреть на меня, ожидая, что я скажу, чего мне надо. А я и сам не знаю. Просто хочу быть здесь. Сказать… Что мне жаль. Жаль, что так вышло. Что так получилось с этим Тики. Что тебе пришлось пройти через это, а мы не помогли. Лави удивлялся, я помню, что в том замке почти не было Акума. И что Муген не уничтожили.
«Они отдали его нам, вернули зачем-то». Так сказал Лави. Я не знаю, я не уверен, правда ли это… Да мне всё равно, главное, что сейчас ты с нами, ты в безопасности.
Но твоё терпение, кажется, на исходе, ты открываешь рот, чтобы сказать что-нибудь резкое, и тогда я решаюсь – я наклоняюсь и целую тебя.
Ты замираешь, ты явно не ожидал этого. Твои губы, я всё никак не забуду, что их касался ОН. Но со мной всё по другому, я никогда не стал бы унижать тебя этим.
Странно, ты не сопротивляешься, просто сидишь и позволяешь мне целовать тебя. Не отвечаешь, но и не отталкиваешь меня. Как будто тебе всё равно.
Я смелею, я сажусь рядом с тобой, я прикасаюсь к твоей щеке, глажу по волосам, прижимаюсь к тебе. Дышать становится тяжелее.
Ты продолжаешь сидеть, так же, не меняя позы, ничего не говоря, только глаза теперь закрыты.
Я не знаю, хорошо это или плохо, хорошо, наверное, ведь ты мог бы тысячу раз уже меня убить за подобное, но то, как покорно ты позволяешь мне делать это… Мне снова не по себе. Но я не могу останавливаться, сейчас уже не могу.
Я расстегиваю твою рубашку, спускаю её на плече, целую тебя в основании шеи. Ты наклоняешь голову набок, открываясь. Чёрт, как и тогда, как с ним… Но я стараюсь не думать об этом, я нащупываю пряжку ремня на твоих брюках, ты же не будешь возражать?..
…Кросс никогда не стеснялся меня, он водил к нам в номер этих женщин, не заботясь о том. Сплю я или нет. Но притворяться спящим было предпочтительнее. Потому что иначе он выгонял взашей, и не важно было, какой час ночи на улице. И я, едва заслышав его голос ещё на лестнице, бежал к кровати и закрывался с головой одеялом.
Спать – то всё равно было невозможно из-за того шума, что они поднимали. Чёртов учитель…
Иногда и мне перепадало: если учитель приводил нескольких, кое-кто начинал по пьяной лавочке приставать ко мне. Ну… Я же не святой… Но это было всего три раза, Кросс просекал это дело и страшно ругался. А потом мне перестали помогать даже эти спектакли с якобы сном, он вышвыривал меня из кровати и из комнаты заодно.
И всё же я многому научился, много увидел.
И мне хочется, чтобы ты знал – занятие любовью может быть приятным, может приносить удовольствие. Забудь про него, про то, что он сделал с тобой.
Ты уже не скрываешь сам, что тебе хорошо, ты вздыхаешь, поворачиваешь голову, подставляясь под мои поцелуи. Я не выдерживаю и опускаю руку ещё ниже, ниже пояса…
…Ошалев от собственной смелости. Ты замираешь на мгновение, потом опускаешь голову, словно прислушиваясь к своим ощущениям. Я осторожно глажу тебя, потом чуть сильнее, немного настойчивее.
Не выдерживаю, расстёгиваю ремень и спускаю твои брюки вниз. Странно, но ты так же молчишь, закрыв глаза, и покорно даёшь мне делать это с собой, даже чуть приподнимаешься, чтобы мне было удобнее раздеть тебя…
Там, в том полуразрушенном здании, в узкой грязной комнате, ты тоже так же безропотно сносил всё, что он делал с тобой? Он ведь делал это не один раз, и не два. Я видел, как он трогал тебя, а ты не возражал… Хотя как сказать…
И сам я уже освобождаюсь от одежды, мне хочется прижаться к тебе, ощутить всем телом, чтобы было горячо и сладко. Ты лежишь на боку, лицо бесстрастно, ты равнодушно смотришь на меня… Словно тебе всё равно.
Он изменил тебя, своими словами, своими прикосновениями он сделал тебя совсем другим…
Я не могу сдержаться, наклоняюсь над тобой… и понимаю, что так запросто не смогу заняться с тобой любовью. В силу определённых причин.
Смазка, смазка…
Судорожно оглядываюсь и вижу на столике стакан с водой. Отчего бы и нет, вода тоже помогает скользить.
Выливаю немного на ладонь, наношу импровизированную смазку на член. Сажусь рядом с тобой и, придерживая его рукой, другой чуть приподнимаю твою ногу. Это похоже на секс с женщиной, только немного другое расположение, другая физиология, но принцип тот же. Только меня вдруг одолевают сомнения, потому что отверстие слишком узкое, как я смогу туда войти?
Положив твою ногу на своё колено, я освобождаю вторую руку, чтобы чуть растянуть, немного помочь себе.
Ты ощутимо вздрагиваешь от моего прикосновения, но снова не протестуешь.
…Как это было, Канда? Он сделал это в первый же день? Он непрерывно насиловал тебя все дни твоего плена?..
От этих мыслей живот сводит такой сладкой судорогой, что я почти задыхаюсь. И не думаю ни о чём, когда вхожу в тебя.
Поначалу очень трудно, слишком уж тесно, мне кажется, что я физически не смогу его просунуть туда, но несколько толчков – и входит головка, ещё чуть-чуть, ещё немного настойчивее – и я вошёл почти полностью. Ощущения странные…
Ты приглушённо постанываешь в такт моим движениям, прижав ко рту ладонь тыльной стороной. Я не знаю, приятно ли тебе, или больно, меня интересует одно – как он делал это? Как часто? Сопротивлялся ли ты? Наверное… в первый раз… Почему он отпустил тебя? Ты наскучил ему? Нет, я же видел, как он на тебя смотрел. Даже тогда, окровавленный, со сквозными от Невинности ранами, он… он любовался тобой.
Я двигаюсь всё сильнее, всё резче, и стоны твои всё громче. Наверное, мне следовало бы сбавить темп, но я не могу. Зато знаю, как помочь тебе, я просовываю руку между твоих ног и начинаю сам ласкать тебя. Ты ахаешь, выгибаешься («как кошка»), и я совсем теряю голову.
Знаешь, обычно, когда занимаешься любовью с женщиной, то смысл акта – в собственно разрядке. То есть ты чувствуешь это давление, давление внутри, и спешишь, торопишься к разрядке. Сейчас не так, мне хорошо на протяжении всего времени, и я совсем не хочу, чтобы это кончалось.
Но твои стоны… Я и сам не могу сдержать крик, поэтому стискиваю зубы, нас не должны услышать… Хотя кто, в час ночи?
Ты вздыхаешь всё громче, ты двигаешь бёдрами навстречу моей руке, а получается, что и навстречу мне, в такт моим движениям, непроизвольно поворачиваешь голову, и я вижу твой профиль с закушенной нижней губой.
Я не могу не застонать сам, я убыстряюсь, как могу, потому что оно всё ближе, и вот тот самый момент, такой короткий, но самый яркий, когда хорошо, немыслимо хорошо, и вжимаешься в это тёплое гибкое тело, словно хочешь слиться с ним в одно, и понемногу замедляешь движения, всё ещё желая продлить свои ощущения.
Меня ещё бьёт дрожь, оргазм был таким сильным, ярким и долгим, как никогда, и я ложусь рядом с тобой, не выпуская из объятий.
Ах, да, я совсем забыл про тебя.
Снова начинаю гладить тебя, обхватив чуть посильнее, и тебе хватает одной минуты, чтобы кончить. Именно так, со всхлипом, как будто ты заплакал.
Значит, он не врал. Он всё знает про тебя.
Удивительно, но нас как будто трое было в постели, и я думал не столько о тебе, сколько о нём.
Он больше не прикоснётся к тебе, никогда не дотронется до тебя. Никогда не сделает тебе больно.
Всё кончилось, теперь ты здесь, с нами, со мной.
Ты лежишь молча, неподвижно, мне многое хочется сказать тебе, но я не буду, я не хочу разрушать это хрупкое мгновение счастья.
Скоро ты станешь прежним, снова будешь орать на меня, обзываться, станешь прежним невыносимым Кандой.
И я буду рад этому.
А пока я просто лежу, уткнувшись носом в твою тёплую, пахнущую чем-то пряным спину, в чёрные спутанные пряди волос, и наслаждаюсь тем, что нас только двое.

А потом я просыпаюсь.
***
Они поднимаются по широкой каменной лестнице – Канда и Аллен впереди, за ними следуют Лави с Кроули и Линали; замыкает всю процессию угрюмый Линк.
Канда хмур и сосредоточен, узкие губы поджаты.
Аллен бледнее обычного, под глазами тёмные круги. За все те трое суток, пока они добирались до Чёрного Ордена, он не спал нормально ни одной ночи.
Лави внимательно наблюдает за ними. Он много бы отдал, чтобы узнать, что же на самом деле произошло между этими двумя, отчего Канда согласился вернуться в Орден.
После боя с Акума черноволосый экзорцист был немногословен. Это Аллен, запинаясь, рассказал вместо него, как Нои промыли Канде мозги и смогли на время убедить его в том, что Ватикан на стороне Графа, и что сам же Канда чуть не зарубил Ноя, когда тот попытался напасть на них двоих на улице того городка .
Лави, испытавший на своей шкуре способности Роад, был склонен ему верить в отношении «промывки мозгов».
А Канда вёл себя так, словно ничего и не произошло, как будто он никуда не пытался уйти и никогда не нападал на Аллена. И о плене ничего не рассказывал, ограничившись лишь фразой: «Там был ещё один Ной, он умеет управлять телом противника».
Как будто не было этих восемнадцати дней.
Кроули и Линали идут с веселыми лицами. Их друг вернулся, ему ничего не угрожает, и все вместе они возвращаются в Орден.
Лави бросает косой взгляд через плечо на Линка.
…Ребята вернулись в гостиницу и немало позабавились, обнаружив дремлющих на одной кровати в обнимку Лави с Линком.
Бедный Книжник, который сам немало выпил для правдоподобия, не дождался возвращения своих друзей и прилёг рядом с бесчувственным инспектором, для надёжности обхватив его рукой.
Ещё смешнее было, когда разбуженный шумом Линк открыл глаза и уставился на них мутным взглядом. А когда взгляд этот остановился на Канде, стоящем в дверном проёме со скрещенными на груди руками, который, в свою очередь, разглядывал инспектора, то стал совсем диким.
Но всем стало не до смеха, когда инспектор решительно поднялся, и, немного покачиваясь, заявил, что сейчас же пойдёт и доложит в Центр обо всё происходящем.
Совместно его удалось остановить и насильно усадить обратно на кровать, а затем полуживого с похмелья инспектора ввели в курс дела. И поинтересовались, как воспримет начальство тот факт, что инспектор напился, «буянил, приставал к Линали» (Лави), а затем отключился и позволил своему подопечному на несколько часов совершенно свободно разгуливать без надзора, «а ещё я Ковчегом пользовался» (Аллен).
В результате инспектор, злобно глядя на шантажистов, согласился молчать о поведении Канды в обмен на то, что и о его алкогольных подвигах не будет известно начальству.

- Канда, осторожнее, здесь ступенька откололась!
- Хватит распускать руки, Стручок!
Аллен испуганно отшатывается.
- Ты мог упасть…
-Тч!
Уже трое суток он почти не спит по ночам. Потому что, стоит лишь прикрыть веки, перед мысленным взглядом Уолкера всплывает одно и то же: Ной, обнимающий Канду; Ной, целующий Канду; сам Канда, подставляющий шею под губы Ноя, вздыхающий, закрывающих глаза от этих касаний. И негромкий комментирующий голос Ноя в ушах: «А здесь, около мошонки, у него небольшая родинка»; «Знаешь, когда он близок к концу,»
И ночи проходят в путанных фантазиях, в тысячах сводящих с ума картинах, где он сам касается Канды, сам заставляет его стонать от своих прикосновений.
Что теперь ему делать с этими фантазиями, Аллен не знает. Потому что он своими глазами видел, какая участь постигла человека, пытавшегося совершить подобное с черноволосым экзорцистом.

Канда с трудом сдерживает дыхание. Удивительно, он уже настроился, что никогда не увидит больше товарищей, никогда не переступит порог Чёрного Ордена, он мысленно отрезал себя от этой жизни. И всё окружающее его кажется нереальным, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Неправда, что страдания укрепляют дух. Они разрушают, подтачивают, они въедаются в память, от них невозможно избавиться.
Канда никогда не забудет о «восемнадцати днях боли», как он их называет, равно как и о том, что сделал с ним Ной в первый и в последний дни его заточения. И о том чувстве бессилия и ужаса, сопровождавшем его всё это время. О мысли, что это может повториться когда-нибудь.
Он переживёт. Он сможет жить с этим.
И никогда больше не будет забивать себе голову разными религиозными бреднями – не его это ума дело. Вон, один раз попробовал - и вот к чему это привело. Его дело – выполнять приказы, убивать Акума, и всё. Да, Тики прав, он не знает другой жизни, но ему нравится та, которой он живёт. Иной не надо.
Они подходят к дверям, ждут, пока новый Привратник, послеповато щурясь, оглядывает их, сканирует на предмет крови Акума.
Канда стоит, вскинув подбородок, чуть прикрыв глаза, отчего вид у него слегка презрительный.
Ему придётся рассказать им о том, что с ним случилось в плену. Не обо всём, но о многом.
И про то, как Тики кромсал его Мугеном, и как он использовал Тизов, про Шерила с его жуткими способностями (вот радости-то будет в Ордене – ещё один Ной) – потому что это нужные сведения, их не стоит утаивать.
Но он выдержит. Выдержал же эти восемнадцать дней… С Божьей помощью?
Огромные тёмные двери медленно расходятся в стороны, и Канда, нервно сжимая рукоять катаны, переступает порог Чёрного Ордена